– Настя, господи, какая у тебя грудь… Какая грудь…

На теле Влада были отчетливо видны следы укусов. Они были довольно глубокими и, по всей видимости, свежими. Не произнося ни единого слова, я стала осторожно снимать с Влада рубашку и внимательно рассматривать его тело. Рядом с укусами виднелись следы от женских ногтей. Кто-то сильно его поцарапал: до крови, до шрамов. Кто-то сопротивлялся, кусался и царапался, потому что этот кто-то очень сильно хотел жить… Сняв с Влада рубашку, я интуитивно запустила руку в карман и… нашла там обломок ярко-красного женского ногтя. Мне хотелось закричать на весь лес, но я не стала этого делать, потому что по-настоящему испугалась. Зажав страшную находку у себя в кулаке, я посмотрела, как Влад страстно целует мой живот и спускается ниже.

– Влад, хватит. Я больше не хочу!

Влад поднял голову и посмотрел на меня удивленным взглядом.

– Настя, я сделаю тебе хорошо, – задыхаясь произнес он.

– Нет, – резко освободилась я от объятий Влада и принялась одеваться.

– Но почему?

– Потому, что одной девушке ты уже сделал плохо.

Я раскрыла ладонь и показала Владу обломок ярко накрашенного ногтя.

– Что это?

– Это – ноготь Марины, которую ты хладнокровно задушил той ночью.

– С чего ты взяла, что это ее ноготь?

Влад хотел выхватить у меня улику, но я крепко зажала ее в кулаке и стала потихоньку пятиться от Влада.

– Этот обломок лежал в кармане твоей рубашки. Видимо, Марина чувствовала, что ты хочешь ее задушить, и сунула тебе в карман эту улику.

– Ты что несешь? С чего ты взяла, что это Маринкин ноготь? Сколько девушек так же ярко красят ногти…

– А это установит экспертиза.

– Какая еще экспертиза?

– Обыкновенная.

Я говорила и по-прежнему пятилась от Влада. Он поднялся и принялся судорожно надевать рубашку.

– Теперь я знаю, почему ты носишь в жару рубашку с длинными рукавами. Совсем не потому, что ты сильно обгорел, а потому, что Марина кусалась, царапалась и сопротивлялась перед тем, как ты ее задушил. Она очень хотела жить, впрочем, как и все мы.

– Что ты такое говоришь?

– И я тебе нужна не потому, что я тебе так нравлюсь, а потому, что я – это твое стопроцентное алиби. Ты боишься, что следователь докопается до сути и алиби, которое обеспечили тебе друзья, не подтвердится. Тогда тебе буду нужна я.

– Настя, я тебе сейчас все объясню…

– Ничего не надо мне объяснять! Я и так все знаю.

– Понимаешь, Маринка сама виновата. Она забеременела и шантажировала меня, чтобы я на ней женился. Это не входило в мои планы. Она мне жить не давала! У меня институт, карьера, фирма отца… Она никак не вписывалась в эту жизнь со своим ребенком…

– Это ты расскажешь на суде.

– На каком еще суде? – позеленел Влад.

– На котором тебя будут судить за убийство беременной женщины!

– Ты должна мне помочь и обеспечить мое алиби.

– Нет уж, дорогой. За убийство ты будешь отвечать по закону.

– Ах ты, шлюха ресторанная…

Влад поднял с земли камень и погнался за мной. Я побежала, но он ударом камня сбил меня с ног. У меня потемнело в глазах, и я повалилась на землю. Влад тут же подбежал ко мне, схватил за шею и принялся душить.

А я… Я не могла сопротивляться, потому что почти ничего не видела и уже не дышала, я даже не могла плакать. Мне было жаль умирать и знать, что две успешные женщины уже никогда не станцуют в самом дорогом ресторане Ялты. Мне было больно оттого, что две успешные женщины не просто уже никогда не станцуют вместе, они даже не встретятся и, скорее всего, никогда не станут успешными… Одна будет задушена прямо в лесу, и в ее кулаке будет зажат яркий обломок ногтя другой задушенной, беременной женщины. А вторая, скорее всего, будет убита собственным мужем-деспотом, с которым прожила в постоянном страхе столько долгих лет.

Я уже почти ничего не видела, только какой-то темный тоннель, по которому, взявшись за руки, идут две успешные женщины… А где-то там играет громкая музыка ночной Ялты, гуляет народ, расцвечивают небо залпы салюта. Как жаль, что на этом празднике жизни нет двух хрупких женщин, которые так и не добились успеха. Господи, как жаль, что они не могут поднять бокалы, посмотреть друг другу в глаза и рассказать о том, как же много они добились и какой ценой…

Я закрыла глаза, и мне уже было все равно, что происходит вокруг меня. Я устала быть сильной… Я просто устала. Я слишком много дарила тепла другим людям, и, когда однажды замерзла и попросила меня отогреть, мне сказали, что я сильная и что такие, как я, должны согреваться сами.

Последнее, что пронеслось в моей голове, – это четверостишие какого-то неизвестного мне автора.

Люди, мне холодно.
Прошу вас, помогите.
Мне холодно, ведь я
Совсем одна.
Но вместо помощи
Со всех сторон твердили:
Ты сильная.
Согреешься сама.

Две успешные женщины на чужом празднике жизни… А затем полная темнота.

Эпилог

Я приехала в Ялту! Черт бы вас всех побрал, но я все же приехала в Ялту! Я приехала туда успешной, да еще и замужней женщиной. Я сижу напротив шикарно одетой Антонины и не верю своим глазам. Сейчас мы не на чужом празднике жизни, а на своем собственном. Мы сидим в самом дорогом ялтинском ресторане, пьем шампанское, плачем и тут же смеемся. Затем снова плачем и снова смеемся, потому что я – русская, а она – украинка, а еще потому, что мы РОДНЫЕ и мы очень друг друга любим. У нас есть женская солидарность, и в этом наша сила. Наши мужья курят на балконе. Они нам не мешают, потому что нам слишком много нужно друг другу сказать. Антонина выглядит просто великолепно. Ее волосы отливают медью, а платье, надетое на ней, украшает глубокое декольте. Она понимает, что глупо прятать такую красивую грудь.

– Я тебя столько ждала! Ты даже не представляешь, – говорит Антонина и потягивает шампанское. – Пока тебя не было, столько всего произошло!

– Рассказывай.

– Я развелась с Петькой, и его посадили.

– За что?

– Он в очередной раз поднял на меня руку, а я заявила на него в милицию. Полежала в больнице с сильными побоями, залечила свои переломанные ребра и начала новую жизнь. С чистого листа.

– И как же ты ее начала?

– Взяла в свои цепкие руки кафе, снесла все сараи, которые окружали мой дом, и вышла замуж, – рассмеялась Антонина.

Я посмотрела на Тониного красавца мужа и поинтересовалась:

– Кто он?

– Он замечательный, добрый, чудесный. Он – самый лучший. Мы сошлись с ним сначала на почве бизнеса, а затем полюбили друг друга. У него ресторан, у меня кафе. Мы объединили свои усилия и открыли целую сеть маленьких ресторанчиков. Построили новый роскошный дом. Детки выросли, улетели из гнезда в Москву, а Игорек теперь в этой жизни моя главная надежда и опора. Я ведь даже и представить себе не могла, что мужчина так меня любить может. Он вдовец.

– Господи, как же я за тебя рада! Тонька, ты у меня просто красавица. Дай-то бог, чтобы всегда и все было хорошо.

Я смотрела на Тоньку раскрыв рот и вспоминала… Я вспоминала ту несчастную, затюканную женщину, серую мышку в бесформенном платье, которая плакала на крыльце своего дома, а ее муж в это время занимался сексом со своей постоялицей в соседнем сарае. А теперь Антонина – бизнес-вумен. Яркая, эффектная женщина, которая смогла вовремя взять свою судьбу в руки. Я знала, что этот успех дался ей слишком тяжело, совсем не так, как она мне хочет это представить. Я ЗНАЮ, ПОТОМУ ЧТО Я САМА ЧЕРЕЗ ЭТО ПРОШЛА…

Я представлю, как тяжело было Антонине распрощаться со своим прошлым. Побои, развод, голодные дети и непонятно откуда взявшиеся силы, когда казалось, что их уже нет. Все это оставило рубцы на ее сердце. Она про это не говорит, потому что это ее сугубо личное. Антонина – воплощение женского успеха, а сколько рубцов на ее сердце и через что ей пришлось пройти – это ее тайна, и она не хочет ни с кем этим делиться, потому что успешная женщина должна всегда улыбаться.